Ротмистр, не полагаясь более на средства полиции,
отнесся к капитану Повердовне и просил содействия его инвалидной команды к безотлагательной поимке тревожащего город черта; но капитан затруднялся вступить в дело с нечистым духом, не испросив на то особого разрешения у своего начальства, а черт между тем все расхаживал и, наконец, нагнал на город совершенный ужас.
В первое время он помышлял о бегстве, но бегство было так глупо, что Кукушкин целых два дня после своих помыслов с особенной иронией
относился к капитану и до срока потребовал у своего коллеги, денщика Тютькина, уплаты занятого двугривенного, а когда тот, по соображениям формального свойства, не отдал, обругал его деревенщиной и подлецом.
Неточные совпадения
Сначала
к этому
относились, как
к курьезу, но потом
капитану показались оскорбительными эти конюшенные пародии на благородную музыку, или он нашел, что музыкальное баловство мешает работе, — только однажды он страшно вспылил и разбил скрипку вдребезги.
Это был жестокий удар всему панству. Пан Погорельский плакал, как бобр, по выражению
капитана, оплакивая порчу нравов, — periculum in mores nobilitatis harno-lusiensis. Только сам Лохманович
отнесся к неприятной случайности вполне философски. Дня через два, спокойный и величавый, как всегда, он явился
к капитану.
— Не дам, сударь! — возразил запальчиво Петр Михайлыч, как бы теряя в этом случае половину своего состояния. — Сделайте милость, братец, —
отнесся он
к капитану и послал его
к какому-то Дмитрию Григорьичу Хлестанову, который говорил ему о каком-то купце, едущем в Москву.
Капитан сходил с удовольствием и действительно приискал товарища купца, что сделало дорогу гораздо дешевле, и Петр Михайлыч успокоился.
— А вы пойдете с нами? —
отнесся он
к капитану, видимо, не желая остаться на этот раз с Настенькой вдвоем.
— Здоровье храброго
капитана, — присовокупил он, кланяясь Флегонту Михайлычу, — и ваше! —
отнесся он
к Палагее Евграфовне.
Его все ругали —
капитан, машинист, боцман — все, кому не лень, и было странно: почему его не рассчитают? Кочегары
относились к нему заметно лучше других людей, хотя и высмеивали за болтовню, за игру в карты. Я спрашивал их...
Между тем гостья, по-видимому, не скучала, и когда заботливая почтмейстерша в конце ужина
отнеслась к ней с вопросом: не скучала ли она? та с искреннейшею веселостью отвечала, что она не умеет ее благодарить за удовольствие, доставленное ей ее гостями, и добавила, что если она может о чем-нибудь сожалеть, то это только о том, что она так поздно познакомилась с дьяконом и
капитаном Повердовней.
Гусары заговорили о другом, тем и кончилось, но назавтра анекдот проник в наш полк и тотчас же у нас заговорили, что в буфете из нашего полка был только я один, и когда гусар А-в дерзко
отнесся о
капитане Безумцеве, то я не подошел
к А-ву и не остановил его замечанием.
А
отнесись к нему адмирал иначе, флот, пожалуй, лишился бы дельного и образованного
капитана…
По-прежнему и
капитан, и старший офицер, и старший штурман
относились к Володе хорошо.
— Об этом спросите сами у адмирала, Василий Васильевич, — усмехнулся
капитан, — я не знаю. Знаю только, что в скором времени соберется эскадра, и все гардемарины будут держать практический экзамен для производства в мичмана. Эта новость больше
к вам
относится, Ашанин. Недавние гардемарины наши теперь мичмана. Теперь за вами очередь. Скоро и вы будете мичманом, Ашанин… Почти два года вашего гардемаринства скоро прошли… Не правда ли?
Ашанин был в восторге от похвалы
капитана. Теперь ему было все равно, как
отнесется к его работе даже сам адмирал, — ведь Василий Федорович похвалил! А мнение такого человека было в то время для Ашанина самым дорогим.
— Вот видишь. А теперь, чтобы стать
капитаном, нужно быть очень образованным человеком: нужно знать высшую математику, астрономию, географию, метеорологию… Мы, значит, сделаем так: ты кончишь гимназию и тогда сейчас же поступишь в морской корпус. Раз это, действительно, твое призвание, то
к нему необходимо
отнестись самым серьезным образом.
Офицеры, за немногими исключениями,
относились к совершавшимся в России событиям либо вполне равнодушно, либо с насмешливою враждебностью. Было в этой враждебности что-то бесконечно-тупое и легкомысленное, она шла из глубины нутра и неспособна была даже элементарно обосновать себя. То, что, казалось бы, могло быть достоянием только лабазников и сидельцев холодных лавок, здесь с апломбом высказывалось
капитанами и полковниками...